Аттикус сел на свое место и кивнул прокурору, тот мотнул головой в сторону судьи, судья кивнул мистеру Тейту, и он неловко поднялся и сошел с возвышения. — И вы уже, разумеется, делаете все возможное, чтобы выяснить, кто это,вновь прозвучал насмешливый голос миссис Кольтер. И как ни странно вы увидите, что у вас появилось внутреннее добродушие и радостное чувство, и на следующий день вы уже спокойно пройдете мимо этого человека. Валечка — уже к этому времени проливавшая потоки слёз, окрашенные размазанной радугой её косметики — принялась набивать вещами кое-как сундук, два чемодана, лопавшуюся картонку,и желание надеть горные сапоги и с разбега пнуть её в круп было, конечно, неосуществимо, покамест проклятый полковник возился поблизости. Я сейчас вам скажу что-то очень странное: это она меня совратила.
Когда я закончил образование, меня отправили на Ямайку, чтобы я там женился на девушке, которая уже была для меня сосватана. Ответ простой: сохранить Божественное, когда ущемлено человеческое. Мозаика с разбитыми и выпавшими плитками могла бы навести на мысль о Помпеи, если б не толстый слой грязи, оставшейся после многочисленных подъемов воды. Помню день, когда, взяв обратно (чисто-практическое) обещание, из чистого расчёта данное ей накануне (насчёт чего-то, чего моей смешной девочке страстно хотелось, посетить, например, новый роликовый каток с особенной пластиковой поверхностью или пойти без меня на дневную программу в кино), я мельком заметил из ванной, благодаря случайному сочетанию двух зеркал и приотворённой двери, выражение у неё на лице — трудноописуемое выражение беспомощности столь полной, что оно как бы уже переходило в безмятежность слабоумия — именно потому, что чувство несправедливости и непреодолимости дошло до предела, а меж тем всякий предел предполагает существование чего-то за ним — отсюда и нейтральность освещения; и, принимая во внимание, что эти приподнятые брови и приоткрытые губы принадлежали ребёнку, вы ещё лучше оцените, какие бездны расчётливой похоти, какое вторично отразившееся отчаяние удержали меня от того, чтобы пасть к её дорогим ногам и изойти человеческими слезами,и пожертвовать своей ревностью ради того неведомого мне удовольствия, которое Лолита надеялась извлечь из общения с нечистоплотными и опасными детьми в наружном мире, казавшемся ей настоящим. На зеленом берегу у самого конца косы одиноко и молчаливо стояла Госпожа Галадриэль. Последний год было несколько почти смертельных случаев (чуть не сбила машина, чуть не задохнулась в котельной), а теперь — больница.
Но чем выше эти чувства находятся в шкале ценностей человека, тем лучше. Разве цвет их сделается красивее или запах приятнее оттого, что вы это узнаете? Да ведь нужно же бедняжкам провести время — видите ли — нужно же провести время! Вы пачкались в грязи и лепили из нее пирожки, когда были ребенком, а когда выросли — пачкаетесь в науках, режете пауков и портите цветы.
Губернатору вздумалось устроить приборку и избавиться от коекаких ракушек, присосавшихся к днищу государственного корабля; в Бирмингеме начались сидячие забастовки; в городах все росли очереди безработных за бесплатным супом и куском хлеба; фермеры все нищали. Как же возможно ими управлять, спросите вы, если они существуют независимо от нас и всегда неизменны? Дело в том, что один из главных секретов Фэн-Шуй — это умение отличать благотворные энергии от разрушительных. Почему? Потому что имел дело с семейным скандалом, который не должен был выйти за пределы семьи. А оно мне не повредит? Оно возбуждает? Пей, пей, пей! Мистер Мэзон подчинился, так как возражать, видимо, не приходилось. Ну, мистеру Рочестеру уже под сорок, а этой гувернантке не было и двадцати; а знаете, когда джентльмен его возраста влюбится в такую вертушку, то иной раз кажется, что его околдовали. Я бы никогда не подумал, что довольно нелепая, хоть и довольно благообразная, г-жа Гейз, с её слепой верой в мудрость своей религии и своего книжного клуба, ужимками дикции, жёстким, холодным, презрительным отношением к обольстительной, голорукой, пушистенькой двенадцатилетней девочке — может обратиться в такое трогательное, беспомощное существо, как только наложу на неё руки — что случилось на пороге Лолитиной комнатки, в которую она отступала, прерывисто бормоча: «нет, нет, пожалуйста, нет…» Перемена пошла впрок её внешности. Большей частью он просто двигался по плавной дуге позади будки (непрерывность движения очень важна; на вокзалах и в местах подобного рода вы вряд ли рискуете привлечь к себе чье-то внимание, если не останавливаетесь), оставаясь вне поля зрения Тампера, но не удаляясь за пределы зоны слышимости, чтобы не пропустить ни единого его слова.
Как полезно было бы мне тогда очутиться среди бурь и треволнений необеспеченной жизни, чтобы тоска по тишине и миру, которые меня сейчас так угнетали, пришли ко мне как результат сурового и горького опыта; да, это было мне так же необходимо, как долгая прогулка человеку, засидевшемуся в слишком удобном кресле. А человечество, которое раньше абсолютизировало земные ценности, а сейчас абсолютизирует духовные? А войны изза идеи, гораздо более жестокие, чем изза куска хлеба? Но все определено Богом, и человечество в этой ситуации оказалось нe случайно. А чтобы эмоция сформировалась, первичные ощущения должны повториться несколько сотен раз.
http://brayden-immanuel.blogspot.com/
Комментариев нет:
Отправить комментарий